Рафаэль Гусейнов: Секретарь СЖР, кандидат исторических наук Рафаэль Гусейнов о Нюрнбергском процессе

Рафаэль Гусейнов

Нюрнбергский процесс, ставший самым крупным в истории человечества судебным разбирательством, подвел итоги Второй мировой войны. Впервые международное сообщество не только объединилось, чтобы разгромить агрессора, но и учредило трибунал для расследования его преступлений.

Любая война – это жертвы, кровь, жестокость. Сама ее природа диктует противоборствующим сторонам уничтожение и смерть. Нравственные принципы редко принимаются во внимание теми, кто отдает приказы солдатам. Вторая мировая война принесла беспримерные факты жестокости, геноцида, промышленного уничтожения людей. Истребление целых народов по этническому признаку стало в Германии официальной идеологией.

Впервые о необходимости международного суда над нацистскими преступниками было сказано в послании Вячеслава Молотова в октябре 1942 года. Он писал: «Все человечество знает имена и кровавые преступления руководителей гитлеровской клики: Гитлер, Геринг, Гесс, Геббельс, Гиммлер, Риббентроп, Розенберг». На Западе такие оценки не всегда принимались однозначно. Следует напомнить, что с мая 1941 года в плену в Англии находился Рудольф Гесс, ближайший соратник Гитлера, заместитель фюрера в нацистской партии. Советское правительство было озабочено явным нежеланием Великобритании предать суду высокопоставленного нациста. Сталин неоднократно поднимал этот вопрос в беседах и в переписке с английскими дипломатами. Считавшийся одним из преемников Гитлера военнопленный Гесс был помещен со всем возможным комфортом в викторианский замок. Альберт Шпеер, общавшийся с Гессом после войны в тюрьме Шпандау, вспоминал, как Гесс рассказывал, что у него в заключении было две комнаты с ванной, собственный сад, а для ежедневных прогулок ему предоставлялся автомобиль. В меню нацистского преступника были баранина, паштеты, пудинг, овощи, фрукты, он мог пользоваться винным погребом, а в свободное время для него музицировал комендант замка.

В ноябре 1943 года три союзные державы в так называемой Московской декларации пришли к соглашению о наказании после победы военных преступников. При этом американцы, как и Сталин, поддерживали идею массовых казней. Называлась даже цифра – 50 тыс. человек. Черчилль резко возражал против этого. Дискуссия о соразмерности наказания, об исполнении приговоров продолжалась довольно долго. Так, министр финансов США Генри Моргентау-младший настаивал на массовом бессудном расстреле нацистских лидеров. На Квебекской конференции в августе 1944 года американцам удалось склонить и англичан в пользу решения о казнях главных нацистских преступников без суда и следствия. При этом указывалось на огромные трудности, связанные с организацией суда, формулировкой обвинения, сбором доказательств. Прямо говорилось, что вопрос судьбы нацистских лидеров является политическим, а не юридическим.

Сегодня становится ясно, что лидеры «большой тройки» – Сталин, Рузвельт, Черчилль – понимали, что в ходе открытого процесса, за которым будут наблюдать миллионы людей, могут появиться подробности, не украшающие, а возможно, и дискредитирующие их.

Леон Голденсон, американский ученый, активно участвовавший в работе Нюрнбергского процесса, пишет: «Советские лидеры теперь склонялись к идее процесса в рамках международного трибунала, как это изначально предлагалось Молотовым. Возможно, поняв, что Черчилль никогда не согласится с ликвидацией десятков тысяч человек из немецкой элиты, Сталин пришел к мысли о проведении процесса над главными военными преступниками, который можно было использовать для пропаганды». Надо сказать и о мировом общественном мнении по отношению к нацистам после Второй мировой войны. Суда над нацистами требовали и жаждали многие.

Между тем материалы о преступлениях гитлеровцев на территории СССР с первого дня войны собирались и систематизировались советскими военными и гражданскими следственными органами. В декабре 1943 года в Харькове состоялся первый в мире открытый процесс над нацистскими преступниками. В руках советского правосудия оказались три немецких офицера, виновных в массовых казнях мирного населения. В архиве ФСБ России мне удалось познакомиться с материалами этих процессов. Удивляет, что, несмотря на суровые законы военного времени, процессы проходили достаточно скрупулезно, с учетом всех общепринятых международных судебных и криминалистических процедур и стандартов. Вина преступников была доказана трофейными документами, судебно-медицинскими экспертизами, показаниями уцелевших жертв, допросами немецких военнопленных. В процессе участвовали квалифицированные переводчики, защищали обвиняемых три известных советских адвоката. Процесс получил широкую огласку во всем мире. Его освещали известные всему миру писатели: Илья Эренбург, Алексей Толстой, Константин Симонов, Леонид Леонов. Зарубежные СМИ представляли журналисты «Нью-Йорк таймс», «Таймс», «Дейли экспресс». Документальный фильм Ильи Копалина «Суд идет» о ходе процесса показали во многих странах мира. Историк Наталья Лебедева, анализируя международную реакцию на суд, пишет: «Особо следует отметить роль судебного процесса в Харькове как первого юридического прецедента наказания нацистских военных преступников. Этот процесс являл собой реализацию деклараций союзников о наказании военных преступников и придавал необратимый характер правительственным заявлениям. В то же время харьковский процесс оказал своего рода давление на правительства союзников, делая невозможным отказ от проведения подобных процессов».

Нюрнбергский процесс открыл в торжественной обстановке 20 ноября 1945 года в 10 утра председатель Международного военного трибунала лорд Джеффри Лоуренс. Основные слушания продолжались более девяти месяцев. Исторический приговор был вынесен 1 октября, а смертные приговоры приведены в исполнение 16 октября 1946 года. Суду пришлось провести 403 открытых заседания, прослушать 166 свидетелей, изучить тысячи письменных показаний и сотни тысяч документов. Проделан был огромный, не сравнимый ни с одним из процессов в мировой истории, объем работ. Достаточно сказать, что основные материалы процесса были опубликованы в 42 объемистых томах на трех языках. На русском языке издание также было подготовлено, но не вышло в свет. Судя по всему, Сталин не был доволен в полной мере ни ходом процесса, ни работой в суде советских представителей. Об этом свидетельствует тот факт, что ходатайство генерального прокурора СССР Константина Горшенина о награждении 57 человек, участников процесса с советской стороны, не было принято. Было проигнорировано и предложение американской стороны поощрить наградами США ряд советских судей и обвинителей.

Можно с уверенностью говорить, что Нюрнбергский процесс собрал элиту мирового правосудия. Ни до, ни после этого никогда в одном зале для судебного процесса не собиралась команда столь квалифицированных юристов. Понятно, что политические воззрения, представления о законах и мерах наказания для преступников были разными у представителей США, Великобритании, Франции и СССР. Но сам масштаб преступлений гитлеровского режима, его беспримерная жестокость, цинизм сплотили юристов, позволили им за редким исключением прийти к единому мнению о наказании преступников. Выдающийся американский юрист Роберт Джексон, возглавивший обвинение от США, составил сценарий процесса и оказывал значительное влияние на его ход, всячески пытался сгладить возникающие противоречия. В своей вступительной речи он сказал: «Наши доказательства будут ужасающими, и вы скажете, что я лишил вас сна. Но именно эти действия заставили содрогнуться весь мир и привели к тому, что каждый цивилизованный человек выступил против нацистской Германии. Германия стала одним обширным застенком. Вопли ее жертв были слышны на весь мир и приводили в содрогание все цивилизованное человечество. Я один из тех, кто в течение этой войны выслушивал подозрительно и скептически большинство рассказов о самых ужасных зверствах. Но доказательства, представленные здесь, будут столь ошеломляющими, что я беру на себя смелость предугадать, что ни одно из сказанных мною слов не будет опровергнуто; подсудимые будут отрицать только свою личную ответственность или то, что они знали об этих преступлениях».

СССР на Нюрнбергском процессе представляли: в качестве обвинителя – прокурор Украины (впоследствии генеральный прокурор СССР) Роман Руденко; член трибунала, заместитель председателя Верховного суда СССР Иона Никитченко. В целом советская делегация, включая вспомогательный персонал, составляла более ста человек. Была установлена прямая телефонная связь с Москвой, и Вячеславу Молотову по аппарату ВЧ каждый день докладывали о ходе процесса. Разумеется, на процессе незримо присутствовали и советские спецслужбы. Именно им был поручен процесс сбора доказательств обвинения, подбор свидетелей. Работники Смерша, переодетые красноармейцами, не только обеспечивали охрану советской делегации, но и порой вносили своими отчетами нервозность в ее работу.

Свидетельства обвинения, собранные СССР, были всеобъемлющими и убедительными. Союзники настаивали, что свидетелей обвинения необходимо заслушивать минимально, чтобы не затягивать процесс. СССР предложил трибуналу список из 59 свидетелей, некоторые из них получили возможность выступить в Нюрнберге. Затаив дыхание, слушали показания академика Иосифа Орбели о разрушениях в Ленинграде, протоиерея Николая Ломакина о зверствах в Ленинградской области, Самуила Ройзмана и Ольги Шмаглевской о чудовищных злодеяниях в концлагерях Треблинка и Освенцим.

Сегодня единственным живым свидетелем и участником Нюрнбергского процесса является известный советский журналист, много лет возглавлявший Центральное телевидение СССР, Энвер Мамедов. Энверу Назимовичу 96 лет, но он хорошо помнит все перипетии процесса, он рассказывал мне много неизвестных подробностей о процессе. Именно Мамедов, офицер ГРУ, был прикреплен к фельдмаршалу Фридриху Паулюсу все дни процесса, сопровождал его и, как я понимаю, нес определенную ответственность за его искренность в качестве свидетеля. Практически все время плена Паулюс воздерживался от публичных заявлений и нарушил молчание, когда в Германии были казнены участники заговора против Гитлера. Свидетельствовать на суде он категорически не желал, и только обещание предоставить встречу с женой его сломило. Как вспоминал Энвер Мамедов, сама доставка Паулюса из Москвы в Нюрнберг была сложной и тайной спецоперацией. Когда советский обвинитель зачитывал в суде показания Паулюса, адвокаты и подсудимые выразили сомнения в их достоверности, полагая, что фельдмаршал давно мертв. Председательствующий на процессе лорд Джеффри Лоуренс спросил у Романа Руденко, возможно ли увидеть Паулюса и сколько для этого понадобится времени. Руденко ответил: «30 минут». Появление в зале суда Паулюса вызвало шок у Геринга, Кейтеля, Розенберга. Их пришлось успокаивать.

Под напором неопровержимых свидетельств, фактов, показаний вырисовывалась страшная картина, которую опровергнуть было невозможно. Американский писатель Юджин Дэвидсон, автор книги «Суд над нацистами», писал: «Обвиняемые вели себя как люди, очнувшиеся от фантастического сна, в котором они играли придуманные кем-то роли; теперь они очутились в реальном мире, отвергающем нацизм, в котором убийство невинных людей всегда наказуемо, и взглянули на собственные зверства с недоверием и ужасом. Они каялись, мучились, поочередно порицали самих себя и с еще большей готовностью – людей и идеи, которым они служили… Коллективная вина, обычно отвергаемая, объединила миллионы немцев, несмотря на все философские и исторические обоснования того, что она вряд ли может существовать».

Согласно договоренностям союзников, на США были возложены все организационные проблемы процесса. В том числе процедура казни.

Татьяна Ступникова – переводчик на процессе – с юмором вспоминала, как в общей столовой с тарелкой супа случайно подсела за стол к американскому сержанту. Тот был весьма любезен, принес ей несколько порций мороженого. Позже коллеги ей сказали, что это был Джон Вудз – палач, специально прибывший заранее для «знакомства» со своими подопечными. К тому времени через его руки прошло 347 казненных, и о его мастерстве ходили слухи. Писатель Борис Полевой, наблюдавший за Вудзом в Нюрнберге, пишет, что на лице палача было написано явное удовлетворение тем, что выбор пал именно на него.

Казнь состоялась в наскоро переоборудованном спортзале Нюрнбергской тюрьмы. Герман Геринг предпочел цианистый калий и сам распорядился своей жизнью за три часа до казни. Кто ему передал ампулу, до сих пор неизвестно. Есть версия романтическая: жена во время свидания с прощальным поцелуем. Но есть более прозаическая: американский солдат, его охранявший, неожиданно получил по завещанию Геринга его золотые часы. Что же касается палача, то у тех, кто наблюдал за казнью, складывалось впечатление, что он куда-то торопится. Время и порядок казни держали в строжайшем секрете, и три виселицы были сооружены за сутки. Две были рабочими, а одна резервной. На 10 казненных отводилось три часа, включая последнее слово. Но Вудз справился за 103 минуты. С одной виселицы еще снимали теплый труп, а на соседний эшафот уже поднимали следующего. «Это была быстрая работа», – вспоминал он потом. Но из-за спешки длина веревки и глубина люка были рассчитаны плохо, и многие из приговоренных, падая, ударялись лицом о кромку. На посмертных фото лицо Кейтеля было залито кровью, так же страшно выглядел рейхспротектор Богемии и Моравии Вильгельм Фрик. По свидетельствам очевидцев, Риббентроп хрипел в петле 15 минут, Йодль – 18, Кейтель, просивший перед казнью его расстрелять – 24 минуты. А вот Штрейхер не умирал так долго, что палачам пришлось его душить. Но агонию могли наблюдать только палачи. На головы осужденных были натянуты черные колпаки, а помост был задрапирован темным брезентом. Всего за казнью наблюдали 40 человек, в том числе корреспондент ТАСС Борис Афанасьев и фронтовой фотокорреспондент «Правды» Виктор Темин. Позже, когда Темин показывал фото повешенного Кальтенбруннера одному из немецких коллег, тот заметил с иронией: «Только в таком виде они безопасны».

После казни последнего из нацистов солдаты внесли труп Геринга и уложили его рядом с эшафотом. Вудз оказался не очень расторопным палачом, но весьма прагматичным бизнесменом. От веревок, снятых с казненных, он отрезал куски, заботливо их припрятал и, вернувшись в США, успешно распродал. Несколько лет назад в американской глубинке я случайно зашел в комиссионный магазин, где обрывок такой веревки в несколько сантиметров предлагался за 300 долларов. К веревке прилагались фотография Альфреда Йодля и личное свидетельство Вудза. Охранник Руденко на Нюрнбергском процессе Иосиф Гофман позже вспоминал: «Я думал, что палач – это свирепый, злой человек. А Вудз показался мне добряком. Здоровый такой, ручищи сильные, как у крестьянина. Говорил, что у него нервов нет, при его работе их нельзя иметь. Дома в Сан-Антонио привел в исполнение 347 приговоров в отношении убийц и насильников. Джону Вудзу очень понравилась моя красная звездочка на пилотке. Я ему подарил ее на память. Вдруг смотрю: он снимает с руки свои швейцарские часы! Я обалдел, начал отказываться. Джон ни в какую: бери, а то обижусь. Они до сих пор хранятся у меня».

Вудз еще долго работал на других процессах над нацистами, затем – в Японии. А погиб в 1950 году банально: чинил проводку в собственном доме.

Споры о соразмерности наказания нацистских преступников, справедливости приговоров, вынесенных трибуналом, не утихают и сегодня, хотя прошло так много лет. Но и тогда, в 1946 году, когда не остыли еще печи Освенцима и были живы свидетели преступлений нацизма, находились люди, взывавшие к милосердию, даже обвинявшие судей и прокуроров. Когда американскому генералу, в будущем президенту США Дуайту Эйзенхауэру сообщили о судьбе, ожидающей Кейтеля, он с сожалением заметил: «Удивлен, что судьи так легко сочли возможным осудить военного человека. Я думал, что судьба военных составит специальную заботу трибунала». Генеральный прокурор США в 1941–1945 годах Фрэнсис Биддл в своей книге «Страх перед свободой» пишет, что однажды на завтрак в его честь был приглашен в числе других гостей крупнейший американский издатель Роберт Маккормик. Магнат отказался присутствовать на завтраке и передал через помощника, что не желает сидеть за одним столом с убийцей. Таковым в глазах Маккормика был член Международного трибунала от США Фрэнсис Биддл. Но было немало и тех, кто посчитал, что смерть многих нацистских преступников была не такой ужасной, как их жертвы.

«Если мы проиграем эту войну, пусть Бог проявит к нам милосердие», – эти слова Герман Геринг, второй человек в Третьем рейхе и ближайший соратник Гитлера, произнес в сентябре 1939 года, когда началась Вторая мировая война. Когда война закончилась, Бог оказался милосердным к маршалу авиации Герингу. Его не держали в концлагере и не сожгли в печи крематория. Его не травили боевыми псами и не держали в бассейне с ледяной водой. Ему не вводили инъекции холеры и чумы и не заражали гнойной флегмоной. Ему не удаляли почку на операционном столе без наркоза. Его не провожали в последний путь в газовую камеру и не надругались над мертвым, вырвав золотые коронки. Он даже избежал положенной ему петли после приговора Нюрнбергского трибунала.

Уникальность модели Нюрнбергского трибунала оказалась востребованной и в наши дни. В мае 1993 года Совет Безопасности ООН создал Международный трибунал по бывшей Югославии (МТБЮ). Перед ним была поставлена задача расследовать преступления против человечности, совершенные на территории бывшей Югославии. К сожалению, вся работа трибунала была однобокой и политизированной. 24 (!) года заседаний сопровождались чередой громких скандалов и таинственных смертей. Некоторые критики трибунала утверждают, что необходим новый суд, на этот раз над МТБЮ. За все годы работы трибунала не было предпринято никаких усилий расследовать правомерность действий НАТО, бомбившего столицу государства в центре Европы. Трибунал сконцентрировался на действиях только одной стороны – сербской. Его председатель американец Теодор Мерон без стеснения давил на судей, вынуждая их принимать некоторые решения. Руководители Косово Хашим Тачи и Рамуш Харадинай открыто обвинялись прокурором трибунала Карлой дель Понте в торговле человеческими органами. Но все это было цинично проигнорировано. Разумеется, никакого сравнения Нюрнбергского процесса с Гаагским трибуналом не может быть. То, что удалось сделать в середине XX века, не удалось повторить в начале XXI.